По традиции, местом пирушек Фауста со студентами считается погребок, в Лейпциге, владельцем которого был некий Ауэрбах. Благодаря легенде о докторе Фаусте ауэрбаховский погребок стал одной из местных достопримечательностей. В XVII веке его стены были украшены двумя картинами: на одной Фауст изображен пирующим со студентами, на другой — выезжающим из погребка верхом на бочке. Под последней картиной было подписано:
Эти картины бережно сохранялись и не раз реставрировались. В XIX веке ауэрбаховский погребок был перестроен и стал модным рестораном.
Во время пирушек Фауст вел со студентами и ученые беседы. Однажды, когда речь шла о Троянской войне, Фауст при помощи колдовства вызвал образ Елены Прекрасной, «и была она так дивно хороша собой, что студенты не знали, в уме они или нет».
Фауст и сам был поражен красотой Елены. Он «так ее полюбил, что ни на мгновение не мог с ней разлучиться». Елена Прекрасная оставалась с Фаустом до конца его жизни и родила ему сына, обладавшего способностью предсказывать будущее. После смерти Фауста и Елена и ребенок бесследно исчезли.
Заканчивается книга о докторе Фаусте рассказом «о его горестной и ужасной кончине и погибели».
Когда Фауст почувствовал приближение смерти, он начал раскаиваться в том, что предался дьяволу, и стал сокрушаться о своей погубленной душе. На что Мефистофель ответил ему пословицей: «Что ты накликал, не вдруг пришло — а ведь жареная колбаса о двух концах», после чего «исчез, оставив Фауста в полном смущении и меланхолии».
В полночь вокруг дома, в котором жил Фауст, «поднялся неистовый ветер, охватил его со всех сторон, так что казалось, что рушится все и самый дом будет вырван из земли», из комнаты Фауста слышалось «страшное шипение и свист, будто дом был полон змей, гадюк и других вредоносных гадов», а поутру Фауста нашли мертвым.
Книга, изданная Шписом, пользовалась огромной популярностью в народе. Эпизоды из нее стали излюбленными сюжетами народных кукольных представлений.
Эти представления не раз вызывали негодование духовенства. В начале XVIII века в Берлине церковники подали жалобу городским властям, в которой говорилось: «Поскольку в не раз исполнявшейся трагедии о докторе Фаусте показано было настоящее заклинание бесов, коих выпустили на сцену, и кощунственное отречение от Бога во имя нечистого, то многие в нашем городе либо открыто негодовали, либо вместе с подателями жалобы глубоко скорбели и тяжко вздыхали».
Очевидцы утверждали, что во время представлений «Фауста» «в толпу наряженных чертями проникали и настоящие бесы, вследствие чего неоднократно случалось, что на поверку один черт оказывался лишним, и не было никакой возможности понять, откуда взялся этот четвертый, или седьмой, или двенадцатый».
Несмотря на неоднократные запрещения, пьесы о Фаусте продолжали играть по всей Германии. Известно, что великий немецкий поэт И.-В. Гете задумал свое величайшее произведение — драму «Фауст», посмотрев такое кукольное представление.
Образ Фауста у Гете обретает философскую глубину и величие, его жажда познания одушевляется стремлением к истине. В прологе к драме Бог говорит Мефистофелю:
72. ЛИБУША И ПРЖЕМЫСЛ
Самая древняя запись сказаний об основании Чешского государства, его легендарной правительнице мудрой прорицательнице Либуше и ее муже, родоначальнике чешских королей, крестьянине Пржемысле, содержится в «Чешской хронике» Козьмы Пражского, написанной в XII веке.
В предисловии к «Хронике» ее автор отмечает, что среди источников, которыми он пользовался, были устные народные предания. Козьма Пражский пишет: «Свое повествование я начал от времени первых жителей Чешской земли; и о том немногом, что стало мне известно из преданий и рассказов старцев, я повествую, как могу и как умею, не из присущего людям тщеславия, а лишь из опасения, чтобы рассказанное мне не было предано забвению».
В XVIII веке немецкий писатель И.-К. Музеус, любитель и знаток фольклора, создал свой вариант сказания о Либуше и Пржемысле. Он ввел целый ряд мотивов и эпизодов, отсутствующиху Козьмы Пражского, но явно имеющих народно-сказочную основу. В конце XIX века классик чешской литературы Алоис Ирасек выпустил книгу «Старинные чешские сказания». В ее первой части, которая называется «Сказания времен языческих», он собрал и пересказал предания о Либуше и Пржемысле, пользуясь как «Хроникой» Козьмы Пражского, так и устными легендами, еще бытовавшими в то время среди чешского народа.
В долине реки Вислы, — рассказывается в легендах о Либуше и Пржемысле, — издавна обитали славянские племена. Они были родственны по нравам, языку и обычаям, но со временем между ними возникла рознь, началась вражда.
Один из славянских вождей, по имени Чех, собрал свой род, а также всех, кто захотел идти с ним, и покинул родные местам, чтобы поселиться в иных землях.
Долог и труден был путь переселенцев. Много дней шли они на заход солнца, переправились через реку Одр, миновали долину Лабы (так славяне называли Эльбу) и вступили в пустынную страну, заросшую дремучими лесами, полную топких болот. По тем глухим местам протекала великая река Влатва.
На ее берегу, у подножия горы Ржип, переселенцы остановились на ночлег.
На утро Чех поднялся на вершину горы, чтобы обозреть окрестнести, и увидел, что дальше, по ту сторону горы, простираются обширные плодородные земли, зеленые леса, полные зверей и птиц, реки с прозрачной, пригодной для питья водой и изобилующие рыбой.
Чех спустился к своим спутникам и сказал: «О, друзья мои! Путь наш окончен. По ту сторону горы лежит прекрасная страна, богатая всем, что нужно для жизни, и никому не подвластная. Если мы поселимся здесь, то ни в чем не будет у нас недостатка, и никто не станет мешать нам мирно жить и трудиться».
Все возрадовались, принесли благодарственные жертвы богам, а затем, перевалив через гору Ржип, поцеловали землю своей новой родины и нарекли ее именем Чеха — Чехия.
Люди стали обживать Чехию. Распахали поля, построили селения. Это время Козьма Пражский называет золотым веком. Он пишет: «Если бы кто-либо попытался поведать современным людям о том, какие люди были в те времена, какие нравы были у них, сколь честными, простыми и добросовестными они были (…), если бы кто-нибудь попытался рассказать об этом нашим современникам, придерживающимся всего совсем противоположного, то он был бы обращен ими в посмешище».
Древние чехи не ведали грабежа и обмана, все у них было общее, двери всегда были открыты для тех, кто нуждался в помощи, а оружие они использовали только для охоты на лесных зверей.
Чех правил своим народом тридцать лет. Но пришло время — он состарился и умер. Его похоронили в священной роще, а над могилой насыпали высокий курган.
Со смертью мудрого Чеха пришел конец золотому веку. Козьма Пражский пишет: «Увы! Благополучие превратилось в противоположное явление, общее уступило место собственности. Если бедность раньше не была унизительной и пользовалась уважением, то теперь ее стали сторониться, как грязного колеса; страсть стяжания пылает в душе сильнее огня Этны».
Старейшины рода сошлись на могиле Чеха и стали держать совет. Решили они избрать нового вождя, чтобы он правил Чешской землей. Их выбор пал на разумного и справедливого человека по имени Крок.